Том 24. Письма 1895-1897 - Страница 100

100

В эти годы были написаны рассказы «Анна на шее», «Ариадна», «Убийство», «Белолобый», «Дом с мезонином», повести «Моя жизнь» и «Мужики», пьеса «Чайка». О писательской работе Чехов рассказывал своим корреспондентам мало, ограничиваясь короткими сообщениями: «Пишу рассказ», «Пишу повесть», «Хочется роман писать длинный в сто верст», «Хочется писать, и кажется, что в этом году я буду писать так же много, как Потапенко». Подробнее, чем обычно, говорил он только о «Чайке», над которой, судя по письмам, работал с увлечением. Тем тяжелее было Чехову пережить провал этой пьесы на первом представлении в Александринском театре.

Как видно из писем, в это время Чехов с большим интересом относился к новым веяниям в литературе, к поискам «новых форм». Но создавая, по выражению Л. Толстого, «новые, совершенно новые для всего мира формы письма», Чехов держался принципов реализма.

Как и прежде, Чехов в эти годы читал много чужих рукописей — Е. М. Шавровой, Л. А. Авиловой, А. В. Жиркевича, А. С. Яковлева, брата Ал. П. Чехова — и в письмах давал их подробные критические разборы. Нередко именно в связи с чужими произведениями он делал общие выводы о природе художественного творчества, которые многое объясняют и в его собственных эстетических принципах.

Письма дают также представление об общественной позиции Чехова в середине 90-х годов. Он скептически отнесся к ожиданиям в начале 1895 г. «более либерального периода» в связи со вступлением на престол нового царя и уже в начале января писал по этому поводу Суворину: «Когда уляжется всеобщее ликованье по случаю великих радостных событий, напишите мне. Интересно бы понаблюдать, каково будет похмелье». Позже он не раз иронизировал в письмах над фразой Николая II о «бессмысленных мечтаниях», которые всё еще держались в обществе.

Такими «бессмысленными мечтаниями» оказалась надежда на то, что изменится к лучшему положение с цензурой. Чехов, как видно из приведенной цитаты, не мог возлагать на это надежд. Но когда в марте 1895 г. группа литераторов, общественных деятелей и ученых обратилась к царю с петицией, прося оградить печать от произвола администрации, Чехов был в числе тех, кто эту петицию подписал. Среди подписей, собранных в Москве, подпись Чехова стояла первой. (Вероятно, именно по этой причине за ним был установлен негласный надзор полиции — см. примечания к письму 1506.)

Положение с цензурой не изменилось — в течение этих двух лет Чехов продолжал испытывать на себе цензурный гнет. Вслед за повестью «Три года» («Русская мысль», 1895, № 1) сокращениям подверглась повесть «Моя жизнь», напечатанная в ежемесячных литературных приложениях к «Ниве» (1896, №№ 10, 11 и 12). «А что сделала цензура с моей повестью! Это ужас, ужас! Конец повести обратился в пустыню!» — писал Чехов Суворину 2 ноября 1896 г. «Цензура отхватила 4–5 таких мест, что получилась бессмыслица», — сообщал он Гольцеву 7 ноября 1896 г. Из повести «Мужики», напечатанной в «Русской мысли» (1897 г., кн. 4), по требованию цензурного комитета была изъята целая страница. Цензура задержала выпуск отдельного издания книги «Остров Сахалин». Не было дано разрешения и на издание газеты, которую в эти годы задумал Чехов (см. примечания к письму 1815).

В письме к Ф. О. Шехтелю Чехов назвал себя «усердным земцем». В ноябре 1894 г. он стал попечителем Талежского училища, позднее попечителем Чирковского училища, в феврале 1895 г. крестьяне выбрали его «строителем школы» в Новоселках, в конце 1896 г. он был утвержден помощником серпуховского предводителя дворянства по наблюдению за начальными училищами. В связи с этим Чехов должен был объездить чуть ли не все школы уезда и написать отчет об их состоянии. «Я готовлю материал для книги вроде Сахалина, в которой изображу все 60 земских школ нашего уезда», — писал он Суворину 14 декабря 1896 г. Такой книги он не написал, но к своим обязанностям, как видно из переписки этих лет, относился в высшей степени серьезно. Он старался использовать каждую, даже самую малую возможность, чтобы улучшить жизнь крестьян. Он строил школы в Талеже и Новоселках, добился открытия в Лопасне почтового отделения, заботился о дороге, радовался решению земства построить в Мелихове медицинский пункт. Как и раньше, Чехов сам лечил мелиховских крестьян. Переписка по делам земства занимает большое место в его корреспонденции этих лет.

С поразительной энергией взялся Чехов за спасение журнала «Хирургия», которому грозило прекращение из-за недостатка средств. «Спасти хороший хирургический журнал так же полезно, — писал он Суворину, — как сделать 20 000 удачных операций».

Много сил положил он на пополнение таганрогской библиотеки, которая в одно из посещений города поразила его своим убожеством. Он не только из года в год посылал туда сотни книг, но и подробнейшим образом вникал во все мелочи организации библиотеки. В письмах к К. Е. Фоти и П. Ф. Иорданову он подробно излагал свои взгляды на то, какой должна быть городская библиотека (ее фонды, справочный отдел), чтобы стать средоточием культуры. «Глубоко благодарен Вам за то участие, которое Вы принимаете в пополнении нашей библиотеки, — писал Чехову Иорданов. — Ваш щедрый дар пробудил интерес к библиотеке и в публике, и в городском общественном управлении, и, благодаря Вам, скоро наша библиотека займет видное место в ряду публичных библиотек» (ГБЛ).

В марте 1897 г. после сильного легочного кровотечения Чехов попал в клинику проф. Остроумова. С этого времени, как он позже писал Л. В. Средину, период «счастливого неведения» для него кончился. Болезнь стала фактом, определившим всю его дальнейшую судьбу.

100