Том 24. Письма 1895-1897 - Страница 7

К оглавлению

7

У меня стали часто повторяться головные боли с мерцанием в глазах. Болезнь эта называется так: мерцающая ското́ма. Не скотина, а скотома. И теперь вот, то лежу, то брожу и не знаю, что делать со своей особой. Лечиться же нечем. По-прежнему всюду преследует меня звон и по-прежнему мне никто никогда не дарит ни подушек, ни брелок, ни галстуков. Вероятно, и не женат я до сих пор только по той причине, что жены имеют привычку дарить мужьям туфли. Но жениться я не прочь, хотя бы на рябой вдове. Становится скучно.

Как-то странно, что мы уже никогда не увидим Лескова. Когда я виделся с ним в последний раз, он был весел и всё смеялся: «А Буренин говорит, что я бифштексы лопаю»; и свое здоровье он характеризовал так: «Это не жизнь, а только житие». И напрасно он в завещании своем написал, что доктора не знали, что делается с его сердцем. Доктора отлично знали, но скрывали от него. А как себя чувствует бедный Атава? Должно быть, смерть Лескова подействовала на него угнетающим образом. Если увидите Елизавет Воробей, то скажите ей, что мне хотелось повидаться с ней, но помешали обстоятельства. Надо бы изобразить ее в какой-нибудь повести или в рассказе, проект которого я изложил Вам в одном из последних писем. Посоветуйте ее мужу поступить в трагические актеры.

Нехорошо голова болит.

Желаю Вам всяких благ, денег и хороших закусок. У нас тепло, но снегу еще очень много.

Ваш А. Чехов.

С таким философом, как Нитче, я хотел бы встретиться где-нибудь в вагоне или на пароходе и проговорить с ним целую ночь. Философию его, впрочем, я считаю недолговечной. Она не столь убедительна, сколь бравурна.

Шавровой-Юст Е. М., 28 февраля 1895

1534. Е. М. ШАВРОВОЙ-ЮСТ

28 февраля 1895 г. Мелихово.


28 февр. Ст. Лопасня.

Вы правы: сюжет рискованный. Не могу сказать Вам ничего определенного, посоветую лишь запереть рассказ в сундук и продержать его там целый год, а потом прочесть. Тогда Вам видней будет, я же боюсь решать, боюсь, чтобы не ошибиться.

Рассказ написан несколько жидковато: тенденция так и прет, подробности расползаются, как пролитое масло, лица же едва намечены. Есть лишние лица; например, брат героини, мать героини. Есть лишние эпизоды; например, события и разговоры перед свадьбой, да и всё, что свадьбы касается. Но если это недостатки, то не важные. Важнее, по-моему, то, что Вам не удалось справиться с формальной стороной. Чтобы решать вопросы, наприм<ер>, о вырождении, психозах и т. п., надо быть знакомым с ними научно. Значение болезни (назовем ее из скромности латинской буквой S) Вами преувеличено. Во-первых, S излечим, во-вторых, если врачи находят у больного какое-нибудь тяжелое заболевание, наприм<ер> спинную сухотку (tabes) или цирроз печени, и если это заболевание произошло от S, то они ставят сравнительно благоприятное предсказание, так как S поддается терапии. В вырождениях, в общей нервности, дряблости и т. п. виноват не один S, а совокупность многих факторов: водка, табак, обжорство интеллигентного класса, отвратительное воспитание, недостаток физического труда, условия городской жизни и проч. и проч. И кроме S существуют еще другие болезни, не менее серьезные. Наприм<ер>, бугорчатка. Также мне кажется, не дело художника бичевать людей за то, что они больны. Разве я виноват, что у меня мигрень? Разве Сидор виноват, что у него S, что к этой болезни он имеет большее предрасположение, чем Тарас? Разве Акулька виновата, что кости у нее страдают бугорчаткой? Никто не виноват, а если и есть виноватые, то касается это санитарной полиции, а не художников.

Врачи в Вашем рассказе ведут себя прескверно. Вы заставляете их забыть о врачебной тайне; мало того, они тяжело больного, параличного посылают в город! Уж не на тарантасе ли потрепыхалась в город эта несчастная жертва таинственного S? А дамы в Вашем рассказе относятся к S, как к жупелу. Это напрасно. S есть не порок, не продукт злой воли, а болезнь, и больные S также нуждаются в теплом, сердечном уходе. Нехорошо, если жена бежит от больного мужа, ссылаясь на то, что болезнь заразная или скверная. Она, впрочем, может относиться к S, как ей угодно, но автор должен быть гуманен до кончика ногтей.

Кстати: Вы знаете, что influenza также производит в организме разрушения, весьма не безразличные во всех смыслах? О, в природе очень мало такого, что не было бы вредно и не передавалось бы по наследству. Даже дышать вредно. Лично для себя я держусь такого правила: изображаю больных лишь постольку, поскольку они являются характерами или поскольку они картинны. Болезнями же я боюсь запугивать. «Нашего нервного века» я не признаю, так как во все века человечество было нервно. Кто боится нервности, тот пусть обратится в осетра или в корюшку; если осетр сделает глупость или подлость, то лишь одну: попадется на крючок, а потом в селянку с расстегаем.

Мне хотелось бы, чтобы Вы изобразили что-нибудь жизнерадостное, ярко-зеленое, вроде пикника. Предоставьте нам, лекарям, изображать калек и черных монахов. Я скоро начну писать юмористические рассказы, ибо весь мой психопатологический репертуар уже исчерпан.

Строю баню.

Желаю Вам всяких благ, земных и небесных. Присылайте еще «Деловые бумаги». Я люблю читать Ваши рассказы. Только позвольте поставить Вам непременное условие: как бы ни была сурова моя критика, это не значит, что рассказ не годится для печати. Моя придирчивость сама по себе, а печатание и гонорар сами по себе.

Ваш А. Чехов.

Что за ужас! Нечаянно разрезал письмо надвое. Читайте и извиняйте.

Яковенко В. И., 28 февраля 1895

7